Неточные совпадения
— Нет, почему? Но это было бы особенно удобно для двух
сестер, старых дев. Или — для молодоженов. Сядемте, — предложила она у скамьи под вишней и сделала
милую гримаску: — Пусть они там… торгуются.
Жена, кругленькая, розовая и беременная, была неистощимо ласкова со всеми. Маленьким, но
милым голосом она, вместе с
сестрой своей, пела украинские песни.
Сестра, молчаливая, с длинным носом, жила прикрыв глаза, как будто боясь увидеть нечто пугающее, она молча, аккуратно разливала чай, угощала закусками, и лишь изредка Клим слышал густой голос ее...
— Верю, верю, бабушка! Ну так вот что: пошлите за чиновником в палату и велите написать бумагу: дом, вещи, землю, все уступаю я
милым моим
сестрам, Верочке и Марфеньке, в приданое…
— Какой идеал жены и матери!
Милая Марфенька —
сестра! Как счастлив будет муж твой!
— Нет, нет, Марфенька: смеяться над такой
милой, хорошенькой
сестрой! Ведь ты хорошенькая?
Он прижал ее руку к груди и чувствовал, как у него бьется сердце, чуя близость… чего? наивного,
милого ребенка, доброй
сестры или… молодой, расцветшей красоты? Он боялся, станет ли его на то, чтоб наблюдать ее, как артисту, а не отдаться, по обыкновению, легкому впечатлению?
Когда я всходил на лестницу, мне ужасно захотелось застать наших дома одних, без Версилова, чтоб успеть сказать до его прихода что-нибудь доброе матери или
милой моей
сестре, которой я в целый месяц не сказал почти ни одного особенного слова.
— А это… а это — мой
милый и юный друг Аркадий Андреевич Дол… — пролепетал князь, заметив, что она мне поклонилась, а я все сижу, — и вдруг осекся: может, сконфузился, что меня с ней знакомит (то есть, в сущности, брата с
сестрой). Подушка тоже мне поклонилась; но я вдруг преглупо вскипел и вскочил с места: прилив выделанной гордости, совершенно бессмысленной; все от самолюбия.
—
Помилуйте, Александр Михайлыч, не может же этого быть. Мать-то его, Дианка, ведь родная
сестра…
Аня. Я верю тебе, дядя. Тебя все любят, уважают… но,
милый дядя, тебе надо молчать, только молчать. Что ты говорил только что про мою маму, про свою
сестру? Для чего ты это говорил?
— Представьте себе, что он вот этого ангела, вот эту девушку, теперь сироту, мою двоюродную
сестру, свою дочь, подозревает, у ней каждую ночь
милых друзей ищет!
На обстоятельную, но отрывистую рекомендацию Гани (который весьма сухо поздоровался с матерью, совсем не поздоровался с
сестрой и тотчас же куда-то увел из комнаты Птицына) Нина Александровна сказала князю несколько ласковых слов и велела выглянувшему в дверь Коле свести его в среднюю комнату. Коля был мальчик с веселым и довольно
милым лицом, с доверчивою и простодушною манерой.
— Господи Иисусе Христе сыне Божий,
помилуй нас! — раздалось опять за дверью. Весноватая белица твердо возгласила: «Аминь», — и на пороге показалась
сестра Феоктиста.
— Здравствуй, Женичка! — безучастно произнесла Ольга Сергеевна, подставляя щеку наклонившейся к ней девушке, и сейчас же непосредственно продолжала: — Положим, что ты еще ребенок, многого не понимаешь, и потому тебе, разумеется, во многом снисходят; но,
помилуй, скажи, что же ты за репутацию себе составишь? Да и не себе одной: у тебя еще есть
сестра девушка. Положим опять и то, что Соничку давно знают здесь все, но все-таки ты ее
сестра.
— Но самое главное, — продолжал Ярченко, пропустив мимо ушей эту шпильку, — самое главное то, что я вас всех видел сегодня на реке и потом там… на том берегу… с этими
милыми, славными девушками. Какие вы все были внимательные, порядочные, услужливые, но едва только вы простились с ними, вас уже тянет к публичным женщинам. Пускай каждый из вас представит себе на минутку, что все мы были в гостях у его
сестер и прямо от них поехали в Яму… Что? Приятно такое предположение?
— Никогда не отчаивайтесь. Иногда все складывается так плохо, хоть вешайся, а — глядь — завтра жизнь круто переменилась.
Милая моя,
сестра моя, я теперь мировая знаменитость. Но если бы ты знала, сквозь какие моря унижений и подлости мне пришлось пройти! Будь же здорова, дорогая моя, и верь своей звезде.
Но самое главное мое удовольствие состояло в том, что приносили ко мне мою
милую сестрицу, давали поцеловать, погладить по головке, а потом нянька садилась с нею против меня, и я подолгу смотрел на
сестру, указывая то на одну, то на другую мою игрушку и приказывая подавать их сестрице.
Поднялся в доме шум и гвалт, повскакали дочери из-за пялец своих, а вышивали они серебром и золотом ширинки шелковые; почали они отца целовать,
миловать и разными ласковыми именами называть, и две старшие
сестры лебезят пуще меньшой
сестры.
По всему было заметно, что Илариону Захаревскому тяжело было слышать эти слова брата и стыдно меня; он переменил разговор и стал расспрашивать меня об деревне моей и, между прочим, объявил мне, что ему писала обо мне
сестра его, очень
милая девушка, с которой, действительно, я встречался несколько раз; а инженер в это время распорядился ужином и в своей маленькой, но прелестной столовой угостил нас отличными стерлядями и шампанским.
Он клялся ей во всегдашней, неизменной любви и с жаром оправдывался в своей привязанности к Кате; беспрерывно повторял, что он любит Катю только как
сестру, как
милую, добрую
сестру, которую не может оставить совсем, что это было бы даже грубо и жестоко с его стороны, и все уверял, что если Наташа узнает Катю, то они обе тотчас же подружатся, так что никогда не разойдутся, и тогда уже никаких не будет недоразумений.
— И вот у меня есть
сестра, которая тоже за купцом выдана, он бакалейным товаром торгует… И вот моему мужу необходимо было одолжиться… К кому же обратиться, как не к сродственникам?.. И вот Аггей Семеныч — это муж моей
сестры — отсчитал две тысячи и сказал:"Для
милого дружка и сережка из ушка"…
— Негодяй! да неужто вы его не знаете?
Помилуйте! ежели таких мерзавцев не знать наперечет, так жить небезопасно. Всегда наготове нужно камень за пазухой держать. Вы знаете ли, что он с своей родной
сестрой сделал?..
— И ты мне все равно что
сестра милая, — а у самого от чувства слезы пошли.
Вы же,
милая Матрена Ивановна, яко добрая
сестра и будущая тетка, старайтесь, и не имея собственного плода, проводить время с пользою!
Лизавета Александровна утешала его со всею нежностью друга и
сестры. Он поддавался охотно этой
милой опеке. Все такие натуры, какова была его, любят отдавать свою волю в распоряжение другого. Для них нянька — необходимость.
Я бы сказал: „Княжна, я уже не молод — не могу любить страстно, но буду постоянно любить вас, как
милую сестру“.
Сестры еще долго наперебой щебетали, убеждая Екатерину Ивановну в совершенной невинности их знакомства с Сашею. Для большей убедительности они принялись было рассказывать с большою подробностью, что именно и когда они делали с Сашею, но при этом перечне скоро сбились: это же все такие невинные, простые вещи, что просто и помнить их нет возможности. И Екатерина Ивановна, наконец, вполне поверила в то, что ее Саша и
милые девицы Рутиловы явились невинными жертвами глупой клеветы.
Все
сестры надушились сладко-влажным клематитом, — вышли спокойные, веселые, миловидные, нарядные, как всегда, наполнили гостиную своим
милым лепетом, приветливостью и веселостью. Екатерина Ивановна была сразу очарована их
милым и приличным видом. Нашли распутниц! — подумала она досадливо о гимназических педагогах. А потом подумала, что они, может быть, напускают на себя скромный вид. Решилась не поддаваться их чарам.
— Об одном прошу тебя, — жарко говорил он, — будь
сестрой милой! — не бросай, не забывай хоть. Напиши, извести про себя…
Старики обрадовались, но как-то не удивились несвоевременному приезду сына и посматривали на него вопросительно; а
сестры (которые жили неподалеку и по уведомлению матери сейчас прискакали) целовали и
миловали братца, но чему-то улыбались.
Басов. Вот моя
сестра! Моя
милая поэтесса… Яков, она читала тебе свои стихи? О, ты послушай — очень мило! Так высоко все! Облака… горы… звезды…
Лука. И я скажу — иди за него, девонька, иди! Он — парень ничего, хороший! Ты только почаще напоминай ему, что он хороший парень, чтобы он, значит, не забывал про это! Он тебе — поверит… Ты только поговаривай ему: «Вася, мол, ты — хороший человек… не забывай!» Ты подумай,
милая, куда тебе идти окроме-то?
Сестра у тебя — зверь злой… про мужа про ее — и сказать нечего: хуже всяких слов старик… И вся эта здешняя жизнь… Куда тебе идти? А парень — крепкий…
Утреня шла,
Тихо по церкви ходили монашины,
В черные рясы наряжены,
Только покойница в белом была:
Спит — молодая, спокойная,
Знает, что будет в раю.
Поцаловала и я, недостойная,
Белую ручку твою!
В личико долго глядела я:
Всех ты моложе, нарядней,
милей,
Ты меж
сестер словно горлинка белая
Промежду сизых, простых голубей.
В собственной семье он был очень
милым и любимым лицом, но лицом-таки ровно ничего не значащим; в обществе, с которым водилась его мать и
сестра, он значил еще менее.
А между тем время работало свою работу. Маленькая сестрица Ани, взятая из сострадания очень доброю и просвещенною женою нового управителя, подросла, выучилась писать и прислала
сестре очень
милое детское письмо.
Нестора Игнатьевича отыскали; наговорили ему много
милого о
сестре, которая только с полгода вышла замуж; рассказали ему свое горе с Викторинушкой, которая так запоздала своим образованием, и просили посоветовать им хорошего наставника.
— Вы извините, что я на вас смотрю так, — сказала она. — Мне много говорили о вас. Особенно доктор Благово, — он просто влюблен в вас. И с
сестрой вашей я уже познакомилась;
милая, симпатичная девушка, но я никак не могла убедить ее, что в вашем опрощении нет ничего ужасного. Напротив, вы теперь самый интересный человек в городе.
Ольга(обнимает
сестру).
Милая моя, прекрасная
сестра, я все понимаю; когда барон Николай Львович оставил военную службу и пришел к нам в пиджаке, то показался мне таким некрасивым, что я даже заплакала… Он спрашивает: «Что вы плачете?» Как я ему скажу! Но если бы бог привел ему жениться на тебе, то я была бы счастлива. Тут ведь другое, совсем другое.
Андрей. Не слушают. Наташа превосходный, честный человек. (Ходит по сцене молча, потом останавливается.) Когда я женился, я думал, что мы будем счастливы… все счастливы… Но боже мой… (Плачет.)
Милые мои
сестры, дорогие
сестры, не верьте мне, не верьте… (Уходит.)
Андрей(охваченный нежным чувством).
Милые мои
сестры, чудные мои
сестры! (Сквозь слезы.) Маша,
сестра моя…
Ольга.
Милая, говорю тебе как
сестра, как друг, если хочешь моего совета, выходи за барона!
—
Милая моя, позвольте мне хотя одну минуту побыть вашею матерью или старшей
сестрой! Я буду откровенна с вами, как мать.
— Я не угадала, я слышала, — сказала эта скуластая барышня (уже я был готов взреветь от тоски, что она скажет: «Это — я, к вашим услугам»), двигая перед собой руками, как будто ловила паутину, — так вот, что я вам скажу: ее здесь действительно нет, а она теперь в бордингаузе, у своей
сестры. Идите, — девица махнула рукой, — туда по берегу. Всего вам одну
милю пройти. Вы увидите синюю крышу и флаг на мачте. Варрен только что убежал и уж наверно готовит пакость, поэтому торопитесь.
Но что же было с Молли — девушкой Молли, покинувшей
сестру, чтобы сдержать слово, с девушкой, которая
милее и краше всех, кого я видел в этот вечер, должна была радоваться и сиять здесь и идти под руку с Ганувером, стыдясь себя и счастья, от которого хотела отречься, боясь чего-то, что может быть страшно лишь женщине?
— Там вы будете в недалеком соседстве от Михаила Ильича Петковича, женатого на моей родной
сестре, Елизавете Федоровне. Они очень
милые и радушные люди и будут сердечно вам рады.
—
Помилуйте, сударыня, — точно каменная! истукан истуканом! Неужто же она не чувствует?
Сестра ее, Анна, — ну, та все как следует. Та — тонкая! А Евлампия — ведь я ей — что греха таить! — много предпочтения оказывал! Неужто же ей не жаль меня? Стало быть, мне плохо приходится, стало быть, чую я, что не жилец я на сей земле, коли все им отказываю; и точно каменная! хоть бы гукнула! Кланяться — кланяется, а благодарности не видать.
Братья
милую девицу
Полюбили. К ней в светлицу
Раз, лишь только рассвело,
Всех их семеро вошло.
Старший молвил ей: «Девица,
Знаешь: всем ты нам сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы ради,
Да нельзя, так Бога ради
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь,
Прочим ласковой
сестрою.
Что ж качаешь головою?
Аль отказываешь нам?
Аль товар не по купцам...
— Что мудреного, что мудреного! — повторяла гостья тоже плачевным голосом, покачивая головою. — Впрочем, я вам откровенно скажу, бога ради, не убивайте вы себя так… Конечно, несчастие велико: в одно время, что называется, умер зять и с
сестрою паралич; но, Перепетуя Петровна, нужна покорность… Что делать! Ведь уж не поможешь. Я, признаться сказать, таки нарочно приехала проведать, как и вас-то бог
милует; полноте… берегите свое-то здоровье — не молоденькие, матушка.
После взятия Варшавы он был переведен в гвардию, мать его с
сестрою переехали жить в Петербург, Варенька привезла ему поклон от своей
милой Верочки, как она ее называла, — ничего больше как поклон.